И. Ю. Коропачинский (16.03.1928 — 05.12.2021). Действительный член РАН (1992), доктор биологических наук (1972), профессор (1982). Специалист в области дендрологии и экологии.
В 1942–1946 гг. работал токарем по металлу на заводе N 327 Наркомата электрослаботочной промышленности, выпускавшем военную продукцию.
Награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
«…На фронт я не попал, поскольку, будучи 1928 года рождения, к началу войны закончил пятый класс в 20-й школе Красноярска. В день, когда началась война, мы выезжали в пионерские лагеря. …В лагерях были созданы группы военизированной подготовки, и мы начали усиленно заниматься. Я попал в группу радистов-коротковолновиков, изучал азбуку Морзе и после полутора месяцев обучения даже получил квалификационное удостоверение, правда, с ограничением по скорости передачи. Затем я вернулся в школу, проучился еще год, закончил 6-й класс.
В 1942 году после шестого класса, 14-летним пацаном пошел работать на завод к токарному станку, стал токарем по металлу. Работал на разных фрезерных станках, поперечно-строгальных. Наш завод N 327 Наркомата электрослаботочной промышленности не выпускал серийную продукцию, а был заводом-лабораторией, тесно связанным с Академией наук. Руководителем одной лаборатории был доктор технических наук профессор Богородицкий, главный инженер — профессор Спицын. …Мне выдавали пакет чертежей, как правило, секретных, с указанием, сколько каких деталей к какому сроку изготовить. Если не успел — не уйдешь с завода, пока не выполнишь задания. Объявлялось так называемое казарменное положение: ночуй там, где работаешь. Часик вздремнул, потом голову под кран — и снова к станку. Что мы выпускали? Продукция была зашифрована. Изделия назывались условно: "призма", "шар", "СПУ", "колба". Уже после войны мне рассказали, что это было такое. С чужих, правда, слов, сообщу, что "призма" входила в комплект для размагничивания кораблей, этой темой в войну занимался академик Александров. "Колба" оказалась частью радиомаяка для дальнебомбардировочной авиации, СПУ — самолетным переговорным устройством. А для чего служил "шар", мне так и не довелось узнать. По мере того как ребята постарше уходили на фронт, я переходил на более сложные работы, повышал квалификацию. В 16 лет я уже входил, можно сказать, в элиту токарей нашего завода. Помню такое изделие, как "коробки Нортона" — это второй класс точности, очень тонкая работа…Поэтому мы поневоле становились универсалами, учились работать на станках разного типа, наших и импортных. Достаточно сказать, что когда к нам приходили на практику студенты из вузов, то мы, пацаны, их обучали. А вскоре после Победы нас наградили медалями "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны".
Я прекрасно помню 9 мая 1945 года — за все годы войны это был первый нерабочий день! …все, не сговариваясь, собрались на заводе. После этого все дружно пошли на главную площадь города — площадь Революции. Такого праздника не было ни до, ни после. Об этом бесполезно рассказывать — только увидеть и почувствовать. Все обнимались, целовались… Была удивительная атмосфера радости и братства.
Когда война закончилась, я поступил в машиностроительный техникум. Оканчивая первый курс техникума, я решил заниматься изучением природы… В течение одного лета заочно сдал экзамены за этот курс, за 9-й и 10-й классы средней школы и приемные в институт. Так я стал студентом Сибирского лесотехнического института, который закончил в 1951 году.»
Из воспоминаний И. Ю. Коропачинского
