Стремительное развитие Новосибирска началось со спокойной жизни кривощековского захолустья, в один миг взорванной («взрытой») толпами пришлых землекопов и тачечников [1]. Прибрежный лес исчез с быстротой весеннего снега, а оголившиеся косогоры покрылись кучами невзрачных избушек. Многие из тех, кто еще помнил прошлое этих мест, были неграмотны, а суета большой стройки быстро стирала память. Однако документы, «немые свидетели эпохи», могут вернуть нас к началу этой истории, чтобы рассмотреть исходную точку фантастической траектории крупнейшего мегаполиса Сибири.

Накануне постройки Сибирской железной дороги бытие кривощековцев протекало преимущественно среди трех природных стихий – поля, леса и реки. Магистраль прошла по землям малонаселенным и «непроизводительным», считавшимся таковыми из-за большой нехватки рабочих рук [2]. Кривощеково не было самым маленьким селением, но далеко и не самым большим – в волости были и побольше. В Кривощеково насчитывалось 125 дворов и 511 жителей, из которых 176 мужских душ звались ревизскими (учтенными по последней ревизии), а 138 – окладными (иначе говоря, «годными бойцеми») [3]. В окладное сословие были включены все «тягловые мужики», подходившие по здоровью и возрасту (от 17 до 60 лет), непременно женатые. «Тягольники» несли «полное тягло», то есть платили подати за две души, и по наделу владели полным участком земли и покосов. Раскладка повинностей велась по тяглам, а иногда и по душам, считая по две души на семью.

К 15 селениям волости было причислено 64 переселенца, а еще 354 считались «неперечисленными» (19 из них – в волостном центре). Большинство переселенцев сосредоточились в притрактовых деревнях Чиковской, Верхне-Чемской, Буньковой, Криводановке. По статистике в волости не проживало никаких сектантов, раскольников или ссыльных, а лишь через единственную «каталажку» при волостном правлении в 1890 г. прошло 94 арестанта, из которых один умер, а трое бежало [4].

Стихия 1: поле. С землей были связаны основные крестьянские занятия. Промысловая деятельность ограничивалась одной семейной кузницей, да еще одной кожевней на все село. Три семейства участвовали в «прокопе» Обь-Енисейского канала. Извозом кривощековцы себя не утруждали, но на каждом дворе держали по десятку лошадей. Во дворах других селений волости лошадей было не более, чем по 3-5 штук. Количество рабочего скота отражалось на благополучии крестьянских хозяйств. При существенном недостатке рабочих рук поденная плата в волости для конного и пешего рабочего различалась в полтора-два раза (70 и 32 коп. в посевной период и 85 и 65 коп. – во время уборки хлебов). Труд поскотника стоил 2-3 руб. в месяц, а пастуха – 30 руб. за лето [5].

Общее количество надельной земли в Кривощеково составляло 4250 дес. Из них 2010 дес. приходилось на пашню и 1842 на сенокос. Урожаи сена, хорошие и по качеству, и по количеству, достигали 45 копен лугового и 20 копен дубровного сена с десятины покоса (при весе копны в 5 пудов). Если погода была хорошей, покос начинался в первых числах июля. Там, где вода застаивалась особенно долго, к покосу приступали в середине июля. Между жителями села сенокосные угодья распределялись по «годным работникам». Иногда косили и безо всякого раздела, «по мере надобности», кто где хотел.

Точно так же пахали и хлеб, занимая любые свободные участки. Треть пашни держалась «под паром». «Достаточные» хозяева владели участками до 50 дес., а беднота обходилась двумя десятинами. Земельной аренды в Кривощековской волости не существовало. К севу яровых приступали в 20-х числах апреля, а заканчивали в середине мая. На одну десятину посева уходило до 8 пудов ржи, 10 пудов пшеницы, ячменя и картофеля и до 14 пудов овса. Посевы «гречухи» (2 пуда на десятину) по всей волости занимали только 28 дес. – ее много не сеяли из-за вымерзания от ранних холодов.

40% посевов занимала яровая пшеница самых распространенных сортов (гнездовая, алая, голоколоска, мохнатка и белотурка), дававшая урожай до 800 снопов с 1 дес. (80 пудов зерна после обмолота). 27% посевов приходилось на овес (700 снопов – 70 пудов), 18% – на озимую рожь (600 снопов – 90 пудов). К уборке ржи приступали в конце июля, а пшеницы и овса – в начале августа. Посадки картофеля, гороха, ячменя и проса выражались незначительными цифрами – лишь 650 дес. на всю волость. На хозяйских огородах росли мак, огурцы, капуста, свекла, репа, редька, лук и чеснок. Высаживались также лен и конопля, но они давали «худые» урожаи. «В переделке» с одной десятины посева получалось до 10 пудов льна (конопли), или 15 пудов конопляного, или 20 пудов льняного семени.

Само крестьянское хозяйство было абсолютно патриархальным. Никто не стремился выписывать «улучшенных семян» из России, не интересовался способами «улучшенного полеводства» или «научной агрономией». Огородные овощи выращивались исключительно «для домашних надобностей». С той же целью собирались грибы и ягоды. Веялки были в каждом селении, но конных молотилок всего 4 – по одной в Кривощекове и Прокудкиной и даже две – в деревне Чиковской, где проживал умелец, делавший эти орудия.

Стихия 2: лес. В наделе Кривощекова лес занимал 397 дес., однако всеми угодьями ведало Главное управление Алтайского округа, а крестьяне ими лишь пользовались, распределяя окружающие леса «по дворам». В начале 1880-х гг. жители Кривощековской вол. (5345 окладных душ) имели право на бесплатный отпуск из кабинетских лесов 267 150 бревен (50 шт. на душу) и, сверх того, еще на 26 715 куб. саж. дров (5 куб. саж. на душу). Строевой лес доставлялся гужем, в среднем за 20 верст из Обского, Речкуновского или Кудрешовского боров. Из-за обилия леса все лесные материалы стоили крайне дешево. Сотня 6-вершковых 9-аршинных сосновых бревен обходилась в 60 руб., а сажень «швырковых» сосновых дров – от 70 коп. до 1 руб. [6].

Стихия 3: река. Исторически Кривощеково раскинулось на заливной террасе левого берега Оби, поэтому река начиналась сразу же за околицей села. Рыболовный промысел некоторое время еще приносил небольшие заработки, но год от года они становились все более скудными. В 1881 г. по всей волости уловы достигали 200 пудов осетрины (ценою 5-6 руб. за пуд), 250 пудов стерляди (2-3 руб.), 70 пудов нельмы (5-6 руб.) и еще 300 пудов прочей рыбы по рублю-два за пуд. От продажи этого улова кривощековцы заработали 2,5 тыс. руб. [7]. Но увеличение количества выловленной рыбы, развитие судоходства и прочие негативные факторы довольно быстро подорвали устойчивое развитие рыбного промысла и вынудили крестьян сосредоточиться на главных статьях своего производства – хлебопашестве и скотоводстве.

В 1890 г. по всей волости собрали около 20 тыс. четвертей «излишков урожая» (150 тыс. пудов) [8] – существенный вклад в заготовку алтайского хлеба, составлявшую до полутора миллиона пудов в год. Хлебные излишки сбывались приезжим купцам или сплавлялись вниз по Оби в Томск. От Барнаула до устья р. Томи торговцы собирали наибольшее количество хлебных грузов, а пристань в с. Кривощеково, наряду с Бердском и Колыванью, считалась одной из самых главных по сбыту товарного зерна. По Оби «рейсировали» частные буксирные пароходы и «паузки» Корнилова, Плотникова, Жернакова, Функа [9].

Впрочем, спокойствие реки было весьма обманчивым. Из-за постоянного размытия берегов, изменения фарватера, малозаметных отмелей и перекатов, а также риска налететь на притопленные «карчи» (коряги), судоходство по Оби считалось совершенно «не гарантированным» от серьезных убытков. Пароходы были вынуждены устраивать длительные ночные стоянки, а днем двигаться самым малым ходом, делая непрерывные промеры дна. Погрузка и выгрузка товара занимала уйму времени, а грузы залеживались годами. Не было ни одной навигации, чтобы все заготовленные товары были вывезены полностью.

Не существовало и самого понятия о «срочном» пароходстве и каких-либо «расписаниях». Судовладельцы избегали ответственности за сохранность груза, а Министерство путей сообщения (МПС) переложило обязанность по надзору за реками Западной Сибири на отдаленный Казанский округ путей сообщения [10]. Цена билетов на обских пароходах назначалась произвольно, «смотря по костюму» пассажира. За одну и ту же каюту первого класса можно было заплатить и 10 руб. за 100 верст от Бердска до Колывани и всего лишь 5 руб. за 400 верст от Бердска до Томска [11].

Подготовка к проведению Сибирской железной дороги побудила власти, а вслед за ними и научно-технические общества, заняться изучением сибирских рек [12], но в условиях финансового дефицита все хлопоты по обустройству фарватеров и установке «предохранительных знаков» (бакенов, фонарей) были переложены на плечи частных судовладельцев. Вслед за улучшением условий навигации постепенно снижались грузовые фрахты, а над очень прибыльной профессией лоцманов нависла угроза безработицы. Весной 1893 г. на пристанях и перевозах по Оби губернские власти стали расклеивать объявления, призывавшие жителей не портить и не уничтожать навигационные знаки [13].

Рис. 1. Фрагмент карты Алтайского округа с обозначением главных путей сообщения (из отчета А. А. Иностранцева Кабинету Е. И. В. о геологической экспедиции летом 1894 г.)

Дороги и перевозы. По наблюдению военного статистика 1840-х гг. барона Сильвергельма, обер-квартирмейстера Отдельного Сибирского корпуса, населенные пункты в Западной Сибири нередко возникали там, где течение рек стеснялось берегами, отчего скорость водотока там была особенно быстрой. Нагрузка на перевозы в таких местах сильно зависела от полноводности реки. При описании Оби офицер отметил паромы в Дубровине, Кривощековском и Берском, а глубину реки определил в пределах от 2 до 15 саж. [14].

Через несколько десятилетий паром в Кривощеково все еще продолжал существовать. В трудах комиссии Ваганова сообщается, что «из остаточных сумм», вырученных от сдачи перевоза с торгов, складывался мирской капитал Кривощековской волости [15]. Но уже в памятной книжке Томской губернии 1885 г. следы перевоза странным образом исчезают [16] и вплоть до начала постройки железнодорожного моста через р. Обь больше не появляются. Переменчивый характер Оби, видимо, сказался и на речных переправах. В разных источниках паромы «обнаруживаются» то в Дубровине, то в Орско-Борской, то в Ташаре [17] – в зависимости от времени года и условий «естественного бытования» реки. «Мерцательные» свойства обских переправ особенно наглядно проявлялись в практике торговли скотом, обычно переправлявшегося через реки вплавь.

После открытия первого сибирского золота в Мариинской и Енисейской тайге прасолы стали использовать кривощековский «створ» в качестве пункта весеннего переплава скота во время перегона на прииски для «продовольствия» рабочих. Гурты, закупаемые на степных ярмарках возле Семипалатинска, затем перегонялись на тысячи верст на восток. По словам полковника Гофмана, это «приводило в соприкосновение наиболее отдаленные между собою страны Сибири» [18]. Очень быстро столь выгодное дело захватили зажиточные казаки, и в докладах о состоянии Сибирского линейного казачьего войска говорилось, что «торговлю казаков составляют главнейшим образом лошади и рогатый скот, которые приобретаются большей частью у киргиз и продаются значительными табунами и гуртами в Томскую и Енисейскую губернии» [19].

Сильвергельм отметил, что площадь лугов Томской губернии в 17 раз превышала площадь пашни, а «степи изобиловали кипцем и питательными солончаками». Беднота, опасаясь частых падежей, держала скота немного, но «достаточные» хозяева, владевшие капиталом (купцы, мещане, линейные казаки) перекупали огромные табуны, пригоняемые киргизами и калмыками весной в русские селения, а затем «с большой выгодой» сбывали их на горные заводы и золотые промыслы Енисейской губернии [20]. По словам Гагемейстера, в 1851 г. на тамошних приисках находилось более 5 тыс. лошадей, а цена на них поднималась до 40-50 руб., в связи с тем, что лошади «едва ли служат долее трех лет и обыкновенно ежегодно возобновляются наполовину» [21].

В 1860-е гг. через Кривощеково прогонялись гурты павлодарского первой гильдии купца Федора Михайловича Сорокина, имевшего собственную заимку на р. Карасук [22]. Ветеринарный врач Г.В.Кравцов, изучавший условия торговли скотом в начале 1870-х гг., отметил, что иртышские казаки Сорокин и Насонов перегоняли гурты со степных ярмарок на прииртышские луга возле Павлодара, а затем, переждав зиму, гнали скот вдоль Карасука через д. Верхне-Чиковскую на Кривощеково, к переправе Оби, и далее, мимо Ояшинской, – на Томск [23]. По донесениям Кривощековского волостного правления, в 1872 г. этим путем прошло 1792 быка и 1050 баранов; в 1873 г. – 1750 быков, 3000 баранов и 200 лошадей; в 1874 г. – 3450 быков, 2550 баранов и 500 лошадей [24].

В 1880-е гг. дело отца продолжили его сыновья – Андрей и Логин Сорокины. 27 мая 1889 г. Логин Сорокин переплавлял в Кривощекове 2152 быка и 1400 баранов, о чем свидетельствует телеграмма исправника Бурчанинова и ветврача Жуковского, отосланная на следующий день из Дубровина в Томск [25]. Скот, который «плавился» возле селений Скала, Орско-Борская, Дубровина и Ташаринская, как правило, следовал почтовым трактом через Проскокову на Томск [26]. Более южный путь и переправу в Кривощеково и Мало-Кривощеково выбирали хозяева «транзитных» гуртов, шедших в Восточную Сибирь, минуя Томскую губернию. Кроме того, удобный речной створ позволял использовать эти переправы в период весеннего полноводья. По главным скотопрогонным трактам губернии ежегодно прогонялось до 25 тыс. голов скота [27].

Ветеринарный врач П.Ф.Дмитренко дал подробное описание переправы гуртов в Европейской России (через р. Дон, при ширине русла около 150 саж.) [28]. Подойдя к реке, скоту давали водопой и укладывали на песчаном берегу для продолжительного отдыха. По условному знаку от гурта отбивался небольшой косяк животных, голов в 20, и загонялся в реку. Первые «бугаи» шли неохотно, зато остальные, увидев товарищей плывущими, устремлялись в воду и отдельными партиями достигали противоположного берега, подгоняемые крестьянами в каюках [29], следившими за тем, чтобы скот не сносило вниз по течению. Когда передовые быки уже отряхивались на другом берегу, средние еще плыли, а «тыловые» только заходили в воду. После этого гурту вновь давали отдохнуть, обсохнуть и пересчитывали.

Примерно так же происходил переплав скота и через р. Обь, естественно, с поправкой на ширину реки. Местные жители оказывали помощь не по таксе, а «условно», по соглашению с гуртовщиками. Фиксированная такса (3 коп. с быка) применялась лишь там, где существовали паромы-«самолеты», «летавшие» между берегами реки. Перегон скота вплавь обычно обходился дороже – по 4-5 коп. и даже больше [30].

В местности, примыкавшей к большому Московско-Сибирскому тракту, главная скотопрогонная дорога пересекала Обь в двух направлениях. Первая ветвь проходила от дач деревень Федосовой и Чиковской (Ординской волости Барнаульского округа) в сторону Казаковой, Катковой и Соколовой и выходила на почтовый тракт между Колыванью и Болотным. Другая ветвь той же дороги шла напрямик степью к Кривощеково и Мало-Кривощеково [31]. После переправы гуртов через р. Обь их гнали по так называемой проходной гриве «на восход» – к селениям Чебулинскому и Болотному вдоль старой «калмыцкой» дороги, о которой упоминает инженер-изыскатель Г.В.Адрианов в записке по итогам железнодорожных работ 1892 г. [32].

Скорее всего, следы именно этой дороги просматриваются на старых планах Новосибирска (1915-1935 гг.), где обозначен проселок, проходящий в северо-восточном направлении мимо городского кладбища в районе современной «Березовой рощи» и улицы Гоголя [33]. Об этой же дороге пишет и старожил города Н.П.Литвинов, называя ее торной «Каменской дорогой» [34]. «Калмыцкое» прошлое этого «шляха» позволяет предположить, что в далеком прошлом он, как и переправа, использовался кочевниками для походов на Томск, а со временем приобрел чисто торговое значение (см. рис.2).

Рис. 2. Фрагмент плана Новосибирска изд. Сибкрайиздата, 1928 г. с обозначением «Каменской дороги» (в правом верхнем углу)

По словам губернского ветеринара Э.Жуковского, безлюдность «троп», проложенных по Томской губернии, препятствовала надзору за ними, так как эти пути были приспособлены лишь для следования скота, «но не для иного движения». Во врачебной управе вообще утверждали, что постоянных и правильно устроенных скотопрогонных дорог в губернии не существует [35]. Появление чумной эпизоотии, опустошавшей десятки хозяйств, превращало перегоны скота в опасный источник распространения заразы. За 10 лет, предшествовавших постройке железной дороги (1881-1890), ежегодные потери от чумы рогатого скота достигали 50 тыс. голов на сумму в полмиллиона рублей [36]. Еще страшнее эта беда становилась во время недорода, потому что, по словам известного сибирского деятеля Н.В.Буссе, «скотовладелец в неурожайный год полз, как таракан, по всем направлениям» [37]. Такое положение вынуждало предпринимать ответные меры для предотвращения эпизоотий.

Сибирские власти резко усилили надзор за скотопрогонными путями и местами переплава скота [38]. По распоряжению Ветеринарного комитета МВД были составлены карты передвижения гуртов, а в конце 1880-х гг. деятельность скотопромышленников не только попала под плотный «обсервационный» контроль администрации, но и стала объектом непрерывного регулирования [39]. С началом изысканий Западно-Сибирской железной дороги 27 мая 1891 г. МВД, по согласованию с МПС и Минфином, разрешил воспрещать прогон скота там, «где сие признано будет необходимым, и вводить обязательный провоз означенных гуртов по линиям железных дорог, соответствующим закрытым скотопрогонным трактам» [40]. Пропуск скота из Томской губернии в Енисейскую был временно приостановлен, а некоторые направления перегонов подверглись принудительному изменению [41]. Введение административных мер базировалось на интенсивном телеграфном обмене между губернатором Г.А.Тобизеном и министром внутренних дел И.Н.Дурново [42].

Рис. 3. План мостового перехода через р.Обь из книги С. Н. Баландина «Новосибирск: история градостроительства 1893 - 1945 гг.» (Новосибирск, 1978)

Именно в это время возле Кривощекова и появились инженеры 5-й партии западносибирских изысканий. Проселочная дорога на другом берегу реки проходила по кромке Обского бора, а прямо напротив села, в окружении леса, стояло несколько домов крестьян, переселившихся на правый берег Оби, чтобы избежать ежегодного затопления дворов вешними водами [43]. Из-за того, что перевоза через реку не существовало, жители выселка пользовались лодками, называя свое обиталище «Гусиной пристанью». Кривощековский выселок представлял одну из первых «ячеек» будущего города, о чем писали многие авторы [44], но они ошибочно связывали местонахождение выселка с устьем р.Каменки, что наглядно видно на плане из книги С.Н.Баландина [45] (см. рис.3). Восстановить истину помогают документы железнодорожного отчуждения, проливающие свет не только на точное расположение выселка, но и на образ жизни его обитателей.

На плане видно, как сразу за мостом линия железной дороги врезалась предельным радиусом в увал правого берега и вдоль Оби направлялась прямо к станции, место для которой было назначено возле реки для того, чтобы: 1) создать благоприятные условия для перевалки грузов с воды на железную дорогу и 2) обеспечить обильное водоснабжение паровозов. «Стальным коням» требовалось хорошо «напиться» перед тем, как идти затяжным подъемом на склон Сокурского хребта (см. рис.4).

Рис. 4. Профиль Сибирской железной дороги в районе пересечения р. Оби (указана высота в саженях). Из статьи А. Н. Державина в «Трудах Геологической части Кабинета Е. И. В.» (Т.3, вып.1. СПб., 1898). Выкопировка.

Следующее условие – устройство высокого моста в крутых берегах, необходимого для пропуска судов, – вынуждало разместить станционную площадку параллельно реке, так как согласно «Техническим условиям», длина площадки не могла быть короче 400 саж., а ее горизонтальный уклон не должен был превышать 0,002 (для ветви к пристани допускался уклон 0,015 при совпадении с радиусом разворота в 150 саж.) [46]. Все названные обстоятельства, а точнее заведомо предопределенное сочетание причин и следствий, придало направлению железной дороги на правом берегу Оби конфигурацию «петли», обращенной вниз по течению и охватывающей город с северо-запада.

И вот здесь, в зоне отчуждения железной дороги, на пути изыскателей оказался Кривощековский выселок, естественно, подлежавший сносу. Начало процедуры отчуждения было запущено царским указом от 11 марта 1893 г., в котором Александр III повелел: 1) приступить к отчуждению и к временному занятию необходимых земель и имуществ в полосе Средне-Сибирской железной дороги на основании статей 602-608 Законов гражданских; 2) вознаградить владельцев земель и имуществ в соответствии с существующими узаконениями и 3) при необходимости безотлагательного начала строительных работ занимать нужные земельные участки сразу же вслед за совершением их описи, с соблюдением правил, изложенных в статьях 594-595 Законов гражданских [47].

Рис. 5. Пряжка служащего Сибирской железной дороги

Действующее законодательство империи предусматривало отчуждение (экспроприацию) частной недвижимости, если это требовалось «для какой-либо общественной и государственной пользы или необходимого употребления» [48]. Особые комиссии из полицейских чинов (приставов), агентов МПС и ведомственных представителей (в нашем случае – Алтайского округа) производили опись имущества и его оценку, составляя передаточные акты и планы отчуждения земельных участков. Копии документов рассылались «по принадлежности» [49]. У владельцев отбирали подписки установленной формы о согласованных ценах на отбираемые участки и строения, подлежавшие сносу, что называлось «достижением соглашения» с собственниками [50]. «В натуре» (на местности) полоса отчуждения маркировалась межевыми столбами с клеймом Средне-Сибирской железной дороги.

Строительные работы на правобережье Оби открылись весной 1893 г. В начале мая был устроен перевоз через реку, и на стройку хлынул поток разночинцев из разных губерний, искавших заработок на железной дороге. Когда одна часть новоселов писала ходатайства В.К.Болдыреву [51], упрашивая разрешить им возведение небольших избушек за Каменкой, другие, уповая на строительную лихорадку, обустраивались тайком.

В это же время в лесу неподалеку от будущей станции, при участии младшего агента по отчуждению Верховского, кривощековского подлесничего Хлебникова и межевщика Хребтова, производилась съемка отчуждения и опись 28 усадеб Кривощековского выселка, с владельцами которых были заключены «добровольные соглашения» о компенсациях. Получив задатки на половину стоимости своего имущества, домохозяева обязались к 1 мая 1894 г. убрать все свои постройки за границу отчуждения на расстояние, обозначенное в правилах к статье 153 Общего устава российских железных дорог. После этого они могли получить вторую половину своего вознаграждения.

Общая площадь, «отобранная» железной дорогой у Кривощековского выселка, составила 205 дес. и 157 кв. саж., из которых 92% пришлось на лес (189 дес., включая 114½ дес. соснового бора) [52]. В план отчуждения вошли также 1667 кв. саж. лесных и проселочных дорог и 2½ дес. песков и оврагов. Что касается «удобной», то есть разработанной земли, то отчуждению подверглись 2 дес. 2086 кв. саж. усадебной площади и 9 дес. 1851 кв. саж. пашни. Уничтоженные посевы пшеницы (960 кв. саж.), ржи (5560), овса (660), проса (100) и гороха (80), а также 930 кв. саж. вспаханного поля «обошлись» строительному управлению в 68 руб. 90 коп., выплаченных шести домохозяевам – Трофиму Утьеву, Устину, Федоту и Федору Савельевым, Степану Боталову и Василию Баяндину. Все перечисленные фамилии присутствуют в известном «Списке...», найденном В.Т.Гузеевой и опубликованном Л.М.Горюшкиным [53].

Кроме названных фамилий в другой ведомости («снесенных строений и произведенных уплат») [54] значатся еще 26 жителей выселка (см. прил.1), которые, возможно, не успели обзавестись посевами после переезда или имели запашку в другом месте. Согласно ведомости, в составе выселка находились: 34 жилых и 1 недостроенный дом, 21 хлев, 17 амбаров, 16 навесов, 13 погребов, 10 бань, 3 конюшни и овина, 2 гумна, «холодные сени», несколько десятков скотных дворов (поскотин), 1446 кв. саж. огородов, кухня и кузница. Самые зажиточные хозяева (Илья Савельев, Степан Боталов, Василий Баяндин и Яков Петухов) получили за свое добро от 175 до 650 руб., а общая сумма компенсации жителям снесенного выселка составила 4400 р. В отличие от большинства других селений, «задетых» железной дорогой, в выселках не уцелело ничего, в том числе и 1286 погонных саженей жердяной изгороди по 4 коп. за сажень.

	Рис. 6. Титульный лист книги со сведениями об отчуждении земель и имуществ Кривощековского выселка

8 октября 1893 г., с приближением холодов, жители выселка, вынужденные переселяться неведомо куда, провели общее собрание, на котором постановили просить высшее начальство разрешить им «селиться на местности, признанной нами удобной и находящейся от дома крестьянина Ершова и Утева (дом которого к сломке не подлежит) вверх по речке Каменке по правой стороне» [55]. Через 2 недели Хлебников донес в округ, что «в боровом месте» на левом берегу Каменки и вдоль берега Оби обустроились пришлые рабочие, построившие 63 избушки на площади в 4 десятины. Сюда же перебрались и 15 дворов из Кривощековского выселка, захватившие 3 десятины. В небольшом поселке действовала лавка крестьянина Кондратьева. Еще 5 домов, временные бараки и землянки рабочих, по словам подлесничего, возникли на полосе отчуждения, где также имелась лавка «с съестными припасами» [56].

В течение всей зимы 1893/1894 г. Главное управление Алтайского округа осыпал бумажный дождь прошений от разных лиц, желавших получить участки возле полотна строившейся железной дороги. Стремясь выяснить ситуацию, управление командировало чиновника К.И.Бородухо [57], который 26 мая 1894 г. рапортами N 240 и 241 сообщил, что по обеим сторонам Каменки самовольно возведено около 300 усадеб, из которых крестьянам Кривощеково и выселок принадлежали только 38, а остальные – «пришлым лицам разных сословий», мелким торговцам, промышленникам, рабочим и пр. Крохотные избы и землянки размещены очень скученно, безо всякого порядка и соблюдения строительных и пожарных правил, «причем, – писал Бородухо, – в поселении этом не оставлено не только свободных мест для улиц и проулков, но и надлежащих разрывов между постройками» [58].

Естественное желание кабинетского начальства «навести порядок» сильно запоздало. Несмотря на распоряжение Болдырева от 23 июня 1894 г. принять срочные меры для регламентации процесса заселения, количество «избушек» быстро увеличивалось. Тогда-то впервые и зазвучали предположения о великом будущем нового поселка. По словам помощника начальника округа по земельной части Недзвицкого, «не далее как через 10-20 лет на месте ныне существующего села Кривощеково и выселка его на правом берегу р. Оби возникнет один из лучших городов Сибири в торговом отношении» [59].

Уже через два года в поселке насчитывалось 662 домовладельца, 5 тыс. жителей и более 100 лавок, а торговые обороты перевалили за миллион рублей в год [60]. По данным январской переписи 1897 г. количество застроенных и незастроенных «усадебных мест» в поселке достигло 1700, а число жителей – 11 600 душ обоего пола. Нечего и говорить, что первые обитатели города – жители Кривощековского выселка – очень быстро растворились в этом бурном круговороте новой жизни.

Приложение

ПЕРВЫЕ ЖИТЕЛИ НОВОСИБИРСКА (КРИВОЩЕКОВСКОГО ВЫСЕЛКА) *

Публикации С.Канна